– Черта с два! – Джейми постарался, чтобы его голос звучал убедительно. – Новый тайпэн придет из ветви Робба, Робба Струана, сводного брата Дирка. Один из его сыновей или внуков станет тайпэном.
– Наверное, вы правы, но это все равно уже будет не то. Ужасно жаль Малкольма, он был надеждой Тесс. Все время, что я был в Гонконге, я думал о нашем погребении, таком ненужном, а? Лучше всего нам совсем забыть о нем. Малкольм был погребен там, у Шек-О.
– Жаль, что это не так, как хотел сэр Уильям и все мы хотели. – Прошлой ночью Джейми опять приснился кошмар про то, что видел боцман: труп, гребущий воду скрюченными пальцами, чтобы выбраться на поверхность, глаза широко открыты. Он снова ощутил озноб. – Мы сделали все, что было в наших силах. А теперь, – спросил он, – почему вы вернулись?
Хоуг поднялся.
– Тесс попросила, э… доставить почту Мак-Струану, вам и… и повидаться с Анжеликой и вручить ей письмо. – Он увидел глаза Джейми. – Я не знаю, что в них.
– В них? – резко спросил Джейми. – Вы сказали «письмо»?
Хоуг покраснел.
– О, э, да. В общем, да, письмо. Я не знаю, что в нем. Ну что ж, я, пожалуй, пой…
– Да бросьте вы, черт побери!
– Тесс попросила меня передать ей… э, письмо, и все.
– Бросьте, я же вас знаю!
– Я, наверное, поднимусь к ней, – раздраженно произнес Хоуг, – ей захочется узнать…
– Сядьте! Что за письма, ради всех святых!
– Я ничего не знаю ни о…
– Только не кормите меня этим дерьмом! Что за письма?
Хоуг заколебался, потом выпалил:
– Если вы поклянетесь мне головой своей матери, я… я вам скажу.
– Идет!
Доктор сел.
– Она, Тесс, она просто сказала: «Передайте этой женщине вот это письмо, подождите неделю или около того, затем передайте ей одно из этих двух писем». Всего она вручила мне три письма, я не знаю, что в них, клянусь Господом Богом, не знаю.
– Неделя? Вы имеете в виду до дня месячных? Одно из двух писем, а? Одно, если она беременна, другое – если нет?
– Одиннадцатое число будет первым днем, но сказать что-то будет еще невозможно, придется ждать еще как минимум две недели, да и тогда… надежнее всего подождать месяц, и уже тогда смотреть, начнется ли… начнется ли у нее менструация. Срок может сдвинуться, иногда трудно определить, на сколько, в ее случае из-за того, что бедная девушка пережила чудовищный удар и еще столько всего – Тесс попросила меня подождать, пока я не буду уверен. – Он выдохнул. – Ну вот, теперь вы все знаете.
– Тесс попросила вас подождать, пока вы не осмотрите ее?
– Ну… да, пока я не буду уверен.
– Значит, одно письмо – на случай беременности, а другое – если беременности нет?
– Да… Я же говорил вам. Да.
– Кому еще вы об этом говорили? – Взгляд Джейми прожигал его насквозь.
– Никому.
– Кто он?
– Идите к черту! – вскричал Хоуг, потом выпалил: – Горнт!
– Господи Иисусе, почему он?
– Не знаю, ему словно было все известно, он пришел к тем же выводам, к каким, я полагаю, придут и все остальные. Согласен, что теперь, когда я вернулся, это вполне очевидно. Я сказал Тесс об этом, но она промолчала, только посмотрела на меня этими своими серыми глазами. Вам легко, Джейми, – пожаловался он, кипя от обиды. – Вам и всем Горнтам этого мира легко, вы сильные, вы привыкли к бизнесу, а разве бизнес по большей части не ложь? Ну а врачи к этому не привычны. – Исполненный отвращения к самому себе за неспособность хранить секреты, Хоуг шумно выдохнул. – После стольких лет другим я уже не стану. Тесс сказала, чтобы я посвятил в причину своего возвращения сэра Уильяма, Альберта и вас, и больше никого.
– Не расстраивайтесь, вы правы, в Иокогаме, черт подери, не будет ни одного человека, который бы не догадался о цели вашего приезда. Черт возьми, бедная Анжелика! Для кого еще у вас есть письма от Тесс?
– Я… для сэра Уильяма.
– Для кого еще? Ради всех святых угодников, для кого еще?
– Для Небесного Нашего Ская.
Изображая спокойствие, которого он не испытывал, Хоуг протянул Анжелике конверт, запечатанный печатью «Благородного Дома». У нее все сжималось внутри с того самого момента, когда Джейми сообщил ей, кто прибыл с «Гарцующим Облаком», как ни пыталась она оставаться невозмутимой. Даже почти мгновенная поправка Варгаша, что прибывшая женщина оказалась невестой сеньора Макфэя, а не Тесс Струан, не успокоила ее. Как не успокоило и громогласное повествование Хоуга о похоронах Малкольма, которое лишь еще больше сбило ее с толку. Рукописные буквы на конверте были словно выгравированы: «Анжелике Ришо, лично.»
– Почему вам не прочесть его, пока я здесь, – говорил он, обеспокоенный внезапно выступившим на ее щеках румянцем.
– Вы имеете в виду на случай, если я упаду в обморок? – резко спросила она, садясь прямо в высоком кресле у камина, кресле Малкольма, которое она забрала из его апартаментов, перед тем как освободить их для Альберта Мак-Струана.
– Я имею в виду, что вам, возможно, захочется поговорить, – доброжелательно произнес Хоуг. – Я ваш друг, а не только врач. – Он устремился наверх сразу же после беседы с Джейми, радуясь, что этот инквизиторский допрос окончен, поздоровался с ней, обнял и отмахнулся от ее немедленного «что случилось в Гонконге?», сказав: «Повремените секунду, дайте-ка я взгляну на вас». Он внимательно посмотрел на нее как врач, потом как друг. То, что он увидел, обрадовало его. – Я просто предложил.
– Письмо адресовано неправильно. Здесь должно стоять миссис Анжелика Струан или миссис Малкольм Струан. – Она неловко протянула письмо обратно.
– Тесс сказала, что именно так вы и поступите. – Эти слова были сказаны мягко.
– Если она такая мудрая, почему было не адресовать письмо как положено?
– Ей трудно так же, как трудно вам. Она мать, потерявшая сына. Будьте терпеливы, Анжелика.
– Терпеливой? Мне? Когда я в осаде за то, что вышла замуж и любила прекрасного человека, который… Вы на ее стороне, вам ведь платит компания Струана.
– Верно, но я на стороне того, что сам считаю наилучшим, а это не продается даже вам. – Хоуг сидел в кресле с дружелюбным видом. Комната была теплой, женской и пронизанной напряженностью. Он видел, как пульсирует вена у нее на шее, как чуть заметно подергиваются пальцы. – Я помогал вам и Малкольму, но только потому, что считал это наилучшим. Для вашего личного сведения, находясь в Гонконге, я подал в отставку. Это последнее задание, которое я выполняю для «Благородного Дома».
Она была поражена.
– Зачем вы это сделали?